C осени 1887 года и до конца своей жизни в квартире № 4 этого дома на Фурштатской поселился Николай Семенович Лесков. Страдающий сердечными заболеваниями писатель считал полезным воздух «Тавриды», района вокруг Таврического сада, где ему уже довелось жить. Лесков поселился здесь уже известным писателем, был вхож в разные литературные круги, и очень любил принимать гостей, среди которых были Н. Н. Ге, А. П. Чехов. Писательница и журналистка Л. Я. Гуревич вспоминала:
«Он жил много лет в одной и той-же квартире, на Фурштадской, в первом этаже невысокого домика. Входная дверь из-под ворот открывалась прямо в маленькую, темную переднюю, где посетителю бросались в глаза на вешалке своеобразные верхние одеяния -- тулупы и шубы хозяина, а в углу коллекция разнообразнейших, но крепких и толстых палок. Из передней посетитель входил в кабинет писателя и заставал его обыкновенно полулежащим на широком диване или в большом кресле с подставленным к ногам стулом. Его домашний костюм -- какая-то особая длинная кофта или коротенький халатик из светлой полосатой бумазеи или какой-нибудь другой неожиданной в данном употреблении материи на минуту стесняли его при первом знакомстве. Он извинялся, хотя как-то наскоро, обдергивался, но сейчас-же забывал об этом, протягивая руки посетителю и всматривался в него блестящими любопытными глазами. <…> Бесчисленные портреты, картины в снимках и оригиналах, огромный, длинный и узкий образ Божьей Матери, висящий посреди стены с качающейся перед ним на цепях цветною лампадою -- все это пестрело перед глазами со всех сторон, раздражая и настраивая. фантазию. Красивые женские лица, нежные и томные, а рядом с ними старинного письма образ или картина на дереве -- голова Христа на кресте в несколько сухом стиле Альбрехта Дюрера. Гравюры с картин французских романтиков и между ними фотография с суровой и резкой картины Ге -- "Что есть истина“. На столах множество разновидных ламп, масса безделушек, оригинальные или старинные резаки, вложенные в наиболее читаемые и перечитываемые книги, последние сочинения гр. Л. Толстого, "Жизнь Христа“ Ренана. Отдельно, в маленьком футляре, простое, все испещренное отметками и заметками Евангелие. Тут-же, недалеко — небольшой, но массивный и красиво сделанный, высеребренный якорь, служащий прессом для бумаг — Вот этот якорь, — говорит хозяин, показывая его гостю, — сделан был для чего-то на царскую яхту, два их было. Матрос украл, ходил по берегу в Гунгербурге и продавал. Я и купил … Он смеется, и тучное тело его трясется от этого смеха. Потом он встает и выходит в соседнюю комнату, долго шуршит и возится, зовет девушку или свою воспитанницу, вместе ищут чего-то. Потом он приходит, вынося коробку с мармеладом и финиками и замысловатой формы бутылочку с наливкой или каким -то особенным греческим вином и усердно угощает гостя, усаживает его ловчее на диване, закладывая за спину диванные подушки. Горничная приносит чай на подносе и ставит на небольшую, раздвижную подставку. Хозяин придвигает к себе свою особенную, большую чашку, и опять заговаривает, быстро переходя с предмета на предмет, хмурясь или усмехаясь, гневаясь на последний злой и грубый фельетон большой газеты или размышляя вслух, по первому попавшемуся поводу, о смысле жизни, о добре и зле, о загадочности приближающегося таинства смерти, и тут же сходя на вопрос о разных способах погребения, о погребальных обрядах в разные времена, о различных религиозных общинах и сектах».
Писатель, семейную жизнь которого вряд ли можно назвать удачной, жил на Фурштатской с воспитанницей Варей Долиной, дочкой его одинокой горничной-эстонки. В одном из писем Лесков писал о ней: «О себе скажу кратко: одинок я давно и к одиночеству давно привык и за худшее это положение не почитаю… я случайно встретил брошенное дитя и живу с этой сироткою, девочкою, которой теперь двенадцать лет». Лесков был убежден, что каждый должен по мере возможностей брать сирот на воспитание — тогда не будет на свете обездоленных детей.
Эта квартира стала последним адресом Н. С. Лескова. Писатель, страдающий от астмы и болезней сердца, скончался в разгар подготовки 35-летнего юбилея его литературной деятельности.